Родился в Красноярском крае в городе Канске 27 апреля 1925 года. Когда мне было 5 лет, наша семья переехала в Новосибирск. Это был 1930 год. Отец работал в конторе «Заготлен» начальником отдела экспорта льна.Контора располагалась там, где сейчас находится консерватория. Мама работала бухгалтером. Жили мы на Обском проспекте, сейчас эта улица называется Комсомольский проспект. Вообще в Новосибирске мы жили в 11 местах. Сестер и братьев не было. В 1937 году отца арестовали. В 1942 году пришла справка о том, что отец умер. Мне так кажется, что его еще в 1937 году расстреляли. Потом,когда я учился в медицинском институте, меня  вызвали в КГБ, сказали что отца реабилитировали.Попросили принести документы на отца, награды, и сказали что это все выдумано. Когда отца не стало, мы с матерью жили на улице Ядринцевской 47. В 16 лет я закончил 8 классов в школе № 29. Она располагалась на улице Серебренниковской, сейчас там колледж искусств. В детстве ходил в Дом Ленина в ДХВД – дом художественного воспитания детей. Там был  драматический кружок. В этом здании помещалась радиостанция РВ на верхнем этаже, на втором этаже ДХВД – были кружки пения, 2 драматических кружка, старший и младший, на 1 этаже находился кинотеатр «Юнгштурм», потом он переехал в здание ТЮЗА и стал называться кинотеатра Пионер, а ТЮЗ переехал в дом Ленина. Я ходил в младший драматический кружок. Этим кружком руководила такая старая русская актриса – Нина Алексеевна Казбич, она приехала в Новосибирск из города Белого еще накануне войны. Мы ставили пьесы, скетчи, я занимался декламацией. Первый из всех получил премию по декламации на Областном фестивале – читал рассказ Льва Кассиля «Обо всем на свете». Я рос и думал о том, что стану артистом.

Когда я закончил 8 классов – это был 1941 год, у нас весь класс пошел работать. В это время (в конце августа или вначале сентября)  эвакуируется в Новосибирск Ленинградский театр имени Пушкина. Тогда он назывался – Ленинградский ордена трудового красного знамени театр имени Пушкина. И вот нас четверо пошли туда работать: Володя Эйдельман, Костя Козлов, Валя Черепанов, и я. Эйдельман и Черепанов стали артистами, Эйдельман уехал в Израиль.Театр приехал в августе, а я пришел работать в театр 17 сентября 1941 года и проработал ровно год до 17 сентября 1942 года.

Начну с Юрия Михайловича Юрьева, -великий русский артист, он приехал в театр позже, зимой. Мы как раз играли в спектакли «Лгун» Гольдони, главную роль играл Н. К. Черкасов. Спектакль закончился, мы еще были на сцене, и разбирали декорации. Вдруг, заходит большая группа людей, во главе – Ю. М. Юрьев, и рядом с ним секретарь обкома Кулагин. Юрьев вышел на середину сцены и сказал: «Вот здесь на этой сцене 26 лет назад я выступал». Ему в то время было 69 лет. Юрий Михайлович сезон 1941-1942 года мало играл. Он играл Альбинина в спектакле «Маскарад» Лермонтова. Когда шел спектакль Островского «Лес» он играл Несчастливцева вместе с Вороновым. «Лес» – потрясающий спектакль! Еще он играл генерала Мамонтова, была такая пьеса «Бронепоезд 14-69». У него был выход из оркестровой ямы, поднимался по лестнице, такой солидный был. Он каждый утро приходил в театр, независимо были ли репетиции. Слева от сцены в коридоре была доска объявлений, он садился на диван и сидел там. Он каждый день приносил разные вещицы, и давал всем посмотреть, при этом рассказывая удивительные истории. <…….> Артисты проживали в домах Железнодорожниках, наиболее маститые проживали в центре города.

Где раньше были Ерестинские болота (там сейчас Станиславский жилмассив)добывали торф. И все ездили на сбор, и народные артисты и заслуженные. Там были траншеи, нам давали резаки, встаешь в траншею и нарезаешь торф и отдаешь на брусья. Иногда в траншеях стояла вода, приходилось в таких условиях работать.

Я был комсомольцем, и в  сентябре 1942 года меня вызвали в Кагановический райком комсомола и сказали: «Билет на стол или ты поедешь на шахту». Я говорю: « Я и так поеду, понимаю положение дел». 17 сентября был последним днем моей работы в театре. Я поехал работать в город Киселёвск на  станцию Акчурла. Приехал туда и пришел в райком комсомола, меня направили на шахту Капитальная № 1 имени Вахрушева. Сначала я работал в столярном цехе. На шахте в то время много работало разного народа: немцы с Поволжья, из среднеазиатских республик. Потом меня перевели в столярный цех, я слесарем стал работать. Потом меня сделали заместителем начальника цеха по нормированию труда рабочих, потому что у меня было 8 классов, считалось это грамотным. Потом меня вызвал начальник шахты Александр Привалов, в последующем герой социалистического труда и говорит: «Миша давай-ка ты будешь работать паспортизатором механизмов  шахты». Я говорю: «Я же не инженер, не знаю что это такое. Он сказал: «Ты же грамотный, вот и разбирайся. Вот тебе в твое подчинение слесарь Величко. Когда авария на шахте, ты будешь ликвидировать последствия этой аварии». <…>

Однажды случилась авария сильная. Вы представляете, что такое, когда во время войны шахта перестала работать?Тогда в Караганде уголь добывали и в подмосковном бассейне (немцы захватили) и в Кузбассе. Управления углем было в Новосибирске, сразу же прилетела бригада в шахту. Взяли человек 15 немцев с Поволжья, и они нам помогали разбирать вал.Сделали этот вал.

– Какие у вас складывались отношения с немцами, не было неприязни?

Нормальные отношения были с немцами. Работали и все вместе.

<…>

Как то я написал заявление директору шахты Воробьеву, что я хочу поступить в Черепановский оптико-механический техникум. Директор шахты сказал, что не отпустит, здесь нужны работники, такие как я. Однажды директор ушел в отпуск, и за главного остался механик. И я ему сказал, что хочу учиться, и он меня отправил в Кемерово в Горный техникум. В Кемерово я экстерном закончил 1 курс, тогда мне исполнилось 18 лет. Я приехал к маме на каникулы в Новосибирск и, как положено, явился в центральный военкомат. Мне там сказали, брони у тебя нет, бронь с 3 курса дается, а ты только первый закончил, пойдёшь в армию. Пока я жил в Кемерово я без конца ходил в военкомат и просился в армию, а мне говорили, что я еще молодой. А тут обрадовался, побежал, подстригся наголо, и маме кричу: «Мама, меня в армию взяли!» Мать в слезы, я ведь единственный сын. Попал я в Бердский 21 запасной полк, в пулеметную роту. Старшиной была у нас женщина, фронтовичка – Чернявская. Ругаться не разрешала, строем мы лучше всех ходили, дисциплина была строжайшая. Знаю, что она потом  воспитателем работала в ПТУ. Это был 1943 год.

Потом нашу роту из пулеметной переименовали в ПТР – противотанковые ружья. Летом 1943 года нас послали убирать урожай в Купинский район в деревню Шамониха. Мы убирали урожай, как внезапно нас вызвали обратно и стали готовить роты к отправлению на фронт, выдали обмундирование. Потом приехала комиссия, тогда был западносибирский военный округ, и всех стали расформировывать:у кого образование не полное – в военное училище, у кого еще меньше классов – в Омскую школу сержантов, у кого совсем меньше- на фронт. Я попал в Барнаульское военное училище, которое было эвакуировано в мой родной город Канск, туда  было эвакуировано 2 училища: Барнаульское военно-пехотное и Омское пехотное училище. Я полный курс закончил: с октября 1943 года по январь 1945 года я учился в училище. Когда закончил, получил звание младшего лейтенанта.Нас все еще держали в резерве.

Нас направили на практику в воинскую часть, рядом с р. Кан. Меня назначили командовать женским взводом. Когда я пришел, старший сержант чуть не плакал: «Не могу, говорит, никакого порядка навести. Утром подъем,ни одна не встаёт». Я с одной сорвал одеяло, со второй, 5 км бегом туда – пять обратно, еще раз не встанете, увеличу километраж. Так я навел порядок в женском взводе.

Потом мне дали взвод малосилок. Что это такое? В основном парни из деревень или с оккупированных территорий, голодные были, вес потеряли. Это шел 1945 год. Я утром прихожу на подъем, а сержанты их чуть не пинают. Я говорю – что такое? Они же не встают.Они слабые. Я тебе сейчас так пихну, будешь знать. Был один солдат Адашкевич, у него всегда голова была на бок, от бессилия. Однажды, у нас было занятие в газовой камере, а до нее нужно было ещё добраться. Я взвод повел, двое упали сразу же от бессилия. Пришли, я им объясняю: это газовая камера, мы выдаемкаждому противогаз, заходите  в камеру  и одеваете противогаз, вдыхаете, снимете, пока пускают газ – снова одеваете, дышите и снимаете. Все поняли? – Да. И вот начали газ пускать, как они начали чихать, слезы, сопли. Я их кое-как оттуда вынес всех. И вот помаленьку они набирались сил, их откармливали. И прекрасные солдаты были.

Потом вдруг нас всех собрали на вокзал, а шли бои в восточной Пруссии и нас повезли для взятия Кёнигсберга. Целый эшелон офицеров, с Омского, Белоцерковского артиллерийского и Барнаульского училища. 20 дней ехали на фронт. Помню, мы прибыли на станцию Пустошка, весь город был разбомблен. Сейчас тверская область, а тогда калининская. И мы все стоим и стоим, а оказывается эшелон перед нами пошел под откос, диверсанты. Март месяц 1945 года. Когда мы стали проезжать – везде  вагоны разбитые, трупы везде валяются, вывозят раненых. Прибыли мы на территорию восточной Пруссии отдельный полк резерва офицерского состава, новенькие и из госпиталей возвращались офицеры, многие были контужены, заикались. По ночам обычно и приезжали вывозили на действующую армию. И меня так увезли, я попал  в нашу Сибирскую дивизию, которая формировалась здесь в Новосибирске в 1939 году 133 дивизия. Там она была 18 гвардейская инсембургская ордена Суворова 2 степени краснознаменная стрелковая дивизия. Как раз шли бои за город Пилау, сейчас называется Балтийск. Это наша балтийского флота база. За каждый дом шли бои, Пилау как крепость. Я принял взвод стрелковый, мне было 19 лет, много потерь. Командир Моисеенко погиб: у него было прямое попадание в фавус-патрон, от него вообще почти ничего не осталось. С боями мы вышли на берег Балтийского моря и захватили немецкие катера. И переправились залив 400 м на косу Фришнейрунг – Балтийская коса сейчас называется. А здесь залив Фришгафт. На одном заливе мы, на другом немцы. Сплошной огонь, еще наша авиация бомбила каждые пять минут, время можно было стрелять. Заняли мы аэродром на косе этой немецкий стояли смолоты не заправленные, бывший детский санаторий. И мы подошли к избушке егерей. У нас осталось в дивизии 30 процентов от полного состава. Это было 30 апреля 1945 года мне исполнилось 20 лет, нашу дивизию вывели 30 апреля и заменили другой дивизией.и мы расположились в Ундервангене и Томсдорф. На краю Ундервангена домик был, там  расположился наш взвод. Меня вызвал командир полка и заместитель по политической части, у нас был бывший директор кинотеатра Пролеткурт – Зельманов, в мирное время он был директором оперного театра, потом он уехал в Москву и был руководителем Росконцерта.  Говорят, твой взвод стоит, и там могила есть на поле 2, так наш и немецкий наши танкисты захоронены там были. Ухаживай за этой могилой. С 8 на 9 мая вдруг выстрелы без конца, а рядом стоял полк зенитный, там девчата были, и слышим все стреляют из всех оружий. Меня чин будит: «Товарищ мл.лейтенант,  вставайте. Что-то стреляют…», я встаю: «В чем дело?»,  и понимаю, что мы победили… я смотрю в соседний дом, а там командир роты Кирсанов стоит в одних кальсонах и стреляет из окна из ракетницы. У меня был браунинг трофейный, я тоже выстрелили вверх. Нам- солдатам раздали по 100 граммов, ну нам, конечно, больше досталось. Но что точно скажу, не было ликования. Так как все быстро затихло, и были большие потери. Мы-офицеры пошли из немецкого танка стрелять. Потом прошло некоторое время, шли бои, немцы были не разбиты. Наша дивизия была Инсембургская, сейчас это город Черняховск. Нас направили в город Инсенбург, мы пешком шли  3 суток. Когда мы входили в город, при нем был оркестр. Мы расположились в бывшем военном училище имени Адольфа Гитлера. Через некоторое время меня вызвал командир полка и сказал: «Будешь моим адъютантом?» В мои обязанности входило раньше всех вставать, должен был  все объехать и доложить, как дела, объехать пленных немцев, которые находились в казармах. У меня была лошадь, а лошадью пользовались только командир полка, зам командира полка, начальник разведки, начальник артиллерии и я. У меня была немецкая лошадь.

Как-то раз я поехал на проверку в отдаленный район. Каждое утро командир заставлял в манеже тренироваться. И вот я поехал в этот батальон, выехал я, взял и оперся на круг лошади, а  она была натренированная и взяла и легла на шоссе, всем машины встали, а я не знаю как ее поднять. Она на меня смотрит умными глазами и хлопает. Потом я думаю обниму ее за шею, облокочусь, она как понеслась… тоже, видимо, своя команда была.

В Германии очень много канализационных сооружений.

Когда мы были в составе полку резерва офицерского состава, решили поехать в Кёнигсберг, а его только взяли 9 апреля, нам было интересно посмотреть, как немцы живут. С нами увязался один офицер не наш, зашли в дом посмотреть, как живут. А он хотел что-то взять у немцев, но мы ему не позволили. Им дали всем удостоверение о том, что они лояльные немцы. «Извините, мы просто зашли посмотреть». Потом зашли в пустой соседний дом, только вышли, и он взорвался. Потом я зашел в дом, и по мне открыли огонь, я упал специально, для того чтоб он подумал, что меня ранил, а если б встал убили. И тут наш патруль с собакой подъехал. Вот-таки чуть по-дурацки не погиб.

Однажды меня вызвал командир полка, и спрашивает:   «Ты хочешь учиться?».  Езжай на фронт, в Кёнигсберг, вот направление. Я приезжаю Кёнигсберге, мне там говорят, поедешь в Москву поступать в институт иностранных языков. Только открылся путь Кенигсберг-Москва. Билет не удалось достать. У меня был чемоданчик из фанеры, обделан маскировочной тканью, и там лежал трофейный пистолет Вольтер и 13 патронов, там же могли обыскать, я залез на крышу вагона и ехал. Это был сентябрь 1945 года. 3 сентября я приехал в Москву, там мне предложили изучать языки. Меня зачислили на восточный факультет. В группе были оригинальные люди, начальник института генерал-лейтенант Биязин, он знал 5 языков, был военным атташе в Италии. У нас в группе учился праправнук Пушкина, офицер артиллерийского, очень похож на Пушкина, замкнут. Сын поэта Жарова. В институте учился сын маршала Конева, сын Вышинского. Училась Мамлокат Нахангова, Сталин держит девочку на руках, колхозница-ударница по хлопку, она училась на последнем курсе. Уехала в Англию работать. Я участвовал в 3 военных парадах в Москве. 1 парад в ноябре 1945 года командовал маршал Говоров, 2 парад – был май 1946 года – этим парадом командовал Рокоссовский. 3 парад – это был 1947 года Будённый Семён Михайлович. Мы тренировались за 2 месяца, на Кательнической набережной. 2 месяца, сапоги за это время слетали. На парад выдавали новые сапоги. На первом параде Сталина не было, а на 2 параде я его увидел. Порядок был такой, нельзя вертеть головой, если проштрафился, тебя в запасную 13 шеренгу. Не разрешалось накануне пить. Там душно, однажды май 1946 года одного курсанта накануне вырвало и напротив, их обоих в 13 шеренгу. Я смотрел на Сталина. Еще участвовал в физкультурном параде. Нас послали в кубинку, чтоб мы загорели, мы выступали за Спартак. Я закончил 1 курс и пришёл на 2 заболе туберкулезом, меня направили в санаторий, потом в госпиталь имени Бурденко. Нашли очаговый туберкулез. А в институте пропустишь неделю и все, иероглифы. Друзья все отвернулись. Я уже на тот момент познакомился с Шурой. Когда я заболел, я приехал с курорта и заявление написал, чтоб отчислили. Меня вызвали в министерство обороны и спросили, куда я поеду, предложили ехать в Крым служить, я сказал, что поеду служить в Новосибирск к маме. Приехал сюда в Новосибирск, и меня назначили в роту охраны округа 41. Я приехал один, а Шура закончила техникум и получила распределение сюда, приехала следом за мной. Она отправила телеграмму мне, что выезжает, а телеграмма до меня не дошла. Ее никто не встретил. Я прихожу, смотрю вещи стоят, Шура говорит:  «Что ж ты меня не встретишь?», и тут в это время приносят ее телеграмму. Объяснить ничего не пришлось. Пришли в загс, а нам говорят, что как исполниться вам 18,так и приходите. Шуре 17 лет было. Зарегистрировали нас, когда ребенок у нас родился. 64 года мы живем вместе. Бывший мой командир роты стал руководителем 41 роты, он сделал так, что меня перевели в другую часть. Там постоянные учения, а у меня обострился туберкулез. Открытая форма, лежал не вставал. Меня поддули легкое. Вызвали хирурга гражданского, он сделал операцию. Туберкулез поборол, свищ был. Своих никого не заразил. Мне сказали лет до 50 доживешь, а я уже до 80 дожил. Я получил инвалидность, и работать нельзя, учиться тоже, и я поступил в школу-интернат инвалидов ВОВ на улице 1905 года. 30 лет было. Я стал учиться сапожному делу. Закончил школу и понял, что не буду работать. Поступил в вечернюю школу 9 и 10 класс. Врачи меня спасли, и я буду врачом. Поступил в медицинский институт и закончил его с отличием. Стал врачом-терапевтом. Меня сразу послали в 31 больницу на Оловозаводе. Завполикникой. Вскоре меня назначили главной больнице 11. Потом я был главврачом 1 больницы. 7 лет заведующем здравотделом кировского района. Ушел я на пенсию в 1985 году. 20 лет был председателем медицинской комиссии. Правительство наградило орденом серебряной звезды, орден ВОВ 2 степени, отличник здравоохранения.  Жена работала в горфинотделе, в трикотажной фирме «Сибирь» главным экономистом.

Дедушка был бухгалтером, Алексей Михайлович Зорин. Бабушка –Марьяна Федоровна. Когда отца арестовали в 1937 году, мама продала нашу избушку. И мы жили с дедушкой и бабушкой. Бухгалтер жилищной конторы, на Советской отделили комнатку. У нас была собака Пират.