Каптаренко Александр Александрович (27 января 1912, Санкт-Петербург — 25 октября 2014,Новосибирск) — советский инженер-конструктор, писатель, судья всесоюзной категории по настольному теннису. В декабре 2013 года стал старейшим в истории Олимпийских игр участником эстафеты Олимпийского огня.
Другие воспоминания оь Александре Александровиче доступны по ссылке.

Мой папа погиб в 1941 году, заморили в годы блокады. Если вы думаете, что это действительно так произошло, что немцы закрыли город – это неправда. Еще перед тем как сомкнулось кольцо, немцы еще не наступили на город – уже тогда не выпускали людей. Кого надо: рабочих, служащих, актеров, музыкантов – всех вывезли. Кто был моложе 50-ти лет – были мобилизованы, в городе оставались старики, женщины и дети. В это время набежало довольно много беженцев из Прибалтики и не только, и все были без документов. Раз они были без документов – значит, могут быть шпионами и поэтому уже не выпускали. Шпионов нужно было уничтожить, а как это сделать? Заморить их!

.

Как вы узнали о начале войны?

Мы ждали начала войны, а узнал я по радио. На заводе перед началом войной мы изготавливали самолеты У-2, учебные. В 1941 году стали переоборудовать самолеты, теперь изготавливались не У-2, а ВС. Они были почти бесшумные. В Новосибирске стали выпускать истребители ЯК-3, ЯК-9.

Эвакуировали нас в августе месяце, когда война уже шла три месяца.В Ленинграде народ думал – может, обойдется! Не было страха у нас, народ не запасался продуктами. Приехали в Новосибирск, а на прилавках пустота, только кофе в зернах, крабы, шампанское и шоколад. Никто эти товары не покупал, а мы купили крабов и шампанское. А в Петербурге была такая реклама: «Всем попробовать пора бы – как вкусны и нежны крабы!».

Ехали до Новосибирска около нескольких недель, так как сначала нас привезли в Куйбышев, там был большой авиационный завод. Несколько дней мы там простояли. Была команда ехать дальше на Восток. Тогда уже стало страшно, так как сказали, что могут выгрузить в чистое поле. В вагонах ехать было очень тяжело: почти все пространство занимало оборудование, сверху лежали фанерные листы, и оставалось полметра. Вот мы и ехали всю дорогу полусогнутые. Кормили нас в специальных пунктах, нельзя сказать, что мы голодали. Когда приехали в Новосибирск, смотрим в щелочку: «Мама дорогая! А там огни, многоэтажные дома!» Это была Ельцовка.

– Страшно ли было психологически уехать из родного города в неизвестную местность? Слышали ли вы на тот момент о Сибири, о Новосибирске?

Страшно, было такое ощущение, что ты как оторванный листок. Страшно было тогда, кода по радио говорили в место: «Говорит Москва!» – «Говорит Куйбышев!». Ведь правительство эвакуировалось из Москвы в Куйбышев.

О Новосибирске я слышал по радио. У меня был радиоприемник СИ-235 и я как-то случайно ловил волну Новосибирского радио.

– Когда вы приехали в Новосибирск, где вас поселили?

Сначала нас поселили в Дом Культуры в Ельцовке, где мы сложили свои пожитки. Еще перед нашим приездом приехал эшелон с рабочими, их расселили в каменные дома. И когда мы, специалисты, приехали – мест уже не оказалось, оставалось только несколько квартир для начальства. Остальным выдали ордера на уплотнение, у меня их было четыре. Я проходил по трем адресам, жить там было невозможно: маленькая комната, где-то шесть метров, детей полно. Вообщем, все три комнаты мне не подошли, у меня появились мысли, не отрыть ли мне землянку? Но четвертый адрес оказался подходящим, на улице Достоевского 64 (?) стояла избушка. Хозяйка жила в городе, а половину избушки сдавала под складское помещение, где также жил кладовщик с женой, а другую половину отдали мне. Комната была метров двенадцать, там стояла русская печь, шкаф и стол.

– Как вас приняли новосибирцы?

Никакого противодействия я не видел и не встречал. Люди понимали, что идет война, и ничего не поделаешь. Моя будущая жена жила на ул. Иркутской, к ним подселили людей, так им пришлось спать на кухне. Отец спал на сундуке, а дочь на полу рядышком.

– Культура сибиряков и ленинградцев сильно отличалась?

Немножко конечно отличалась. Во-первых, разговор был разный, не все выражения мы могли понять. Например, выражение «простая кастрюля», почему «простая»? Оказывается, это означало пустая кастрюля! Меня это не удивляло, так как нашего брата было уже много в Новосибирске, и они стали приспосабливаться к нам.