Ватолин Виктор Алексеевич (24. 11. 1935) – сценарист, журналист, историк кино. Член Союза кинематографистов РФ (1962 г.) и Союза журналистов России (1961 г.). Родился в Калуге в семье служащих.
Серьезным увлечением кино вызван переезд на “Новосибирсктелефильм” в 1967 г. С 1972 г. в течение 17 лет – главный редактор киностудии. 

– Расскажите еще немного  о своем детстве. Такое тяжелое время. Как это отражалось на вашей жизни, вашем быту?

– Вы знаете, отражалось довольно странно. И отражалось, и не отражалось. Калугу сдавали немцам, нас эвакуировали, два года мы жили в Казахстане. Вернулись в 1943 году. Детское восприятие, конечно, было. Единственное, что осталось из твердого представления о войне – постоянно хотелось есть.

Семья, что называется, среднего достатка, ничего лишнего. Но вот это желание поесть сопровождало все эти годы и до сих пор.  Я не могу себе позволить, чтобы у меня в тарелке осталась еда. Вот такой отпечаток наложила война.

– Помните ли вы начало войны?

– Мне было шесть лет, помню урывками, что мы уезжали из Калуги, которую уже бомбили. Началась суматоха, в ней я потерял калошу. Тогда меня это сильно расстроило. Суматоха, какие-то огни, вой – вот такие воспоминания остались. Куда нас везли мы не знали. Больше месяца мы ехали по железной дороге. Нас высадили на границе Казахстана и Киргизии. Нас везли не в пассажирских вагонах, а в теплушках. Конечно, это воспринималось по-детски каким-то приключением. В детстве это воспринимается легче.

Все жили примерно одинаково в смысле достатка, разве что кто-то по приличней. И, наверное, время учит детей каким-то привычкам, подсказывает, как себя вести. Или об этом заботились родители: выходить на улицу с едой нельзя. А если кто-то об этом случайно забывал, то просить было не принято, иногда могли сказать «оставь», никаких «дай» и др. (…)

Всегда было ощущение, что тебе обязательно помогут. Без просьб. Это было и у взрослых, и у детей. Если что-то случилось у кого-то, то все столкновения или прочее забывались, помогали друг другу, люди были ближе друг к другу, добрее к друг другу.

– В 1943 году вы вернулись обратно в Калугу?

– Да, пошел в первый класс. В 1953 окончил школу, поступил в университет, в 1958 его окончил.

– Почему вы решили поступать именно в МГУ?

– Во-первых,  к окончанию школы мне стало ясно, хотя и был отличником, что математика, естествознание  это не мое. Больше тяготел всегда к филологии и литературе. Поэтому у меня было два варианта. МГИМО и МГУ. Но мне посоветовали, так сказать, то есть дали понять, что ни рожы ни кожи у меня нет, языками не увлекаюсь, родословной нет, то есть нет смысла поступать в МГИМО. Я поехал сначала в институт внешней торговли, посмотреть. В это же время в МГУ открылся факультет журналистики. Институт внешней торговли.  Пришли, студентов нет, здание в состоянии ремонта, пошел я в приемную комиссию, но как-то сразу мне не приглянулось там. Дошло до меня дело, но с собой не было справки, которую попросили донести. Я вышел и сказал: «Мать, я здесь учиться не буду». И решил поступать на журналистику.

– Легко ли вам было поступить?

– Да нет, в этот год какая-то ВГИКовская штука была: конкурс 35 человек на место. Но поскольку я шел с медалью, то экзамены не сдавал, проходил собеседование. Но даже среди медалистов конкурс был человек десять. Причем по ощущению мной разговора, я думал, что меня не возьмут. Когда я пришел за ответом, то себя в списках не нашел. Забавная очень история. Но все-таки повезло. Хотя понять по собеседованию достаточно сложно. Это надо быть либо очень яркой личностью, хорошо себя чувствовавшей при таком общении, либо должны быть очень тонкие педагоги. А яркой личностью я себя не считал. Но как-то так все благополучно сложилось. Случай, случай. Учился я хорошо по большей части, с повышенной стипендией. Самое большое удовольствие – это, конечно, было получать повышенную стипендию! (смеется)