А вы помните, как началась война?

Отлично помню! Как будто сейчас. Солнечный воскресный день. Утром война… По радио объявляют. На лошадях развозили оповещения. Некоторые рады были: «Все, перебьем фашистов!», и с песнями шли в военкомат. Мамин дядька пришел к нам и успокаивал мать: «Не волнуйся, мать, справимся с этими фашистами». И я помню, что мать дала ему коробок спичек и сказала: «Вот. И привезешь мне пустой коробок!» Так он практически всю войну прошел, живой, вернулся! Приходит и говорит: «Ну, мать, вот тебе сдача!» От коробошки осталась «черочка». Рассказывал много чего: и как немцев в плен брали, и как с камышом во рту сидел, дышал через эту трубочку, и про разведку…

А как дети реагировали на военные события? Страшно было? Или до конца не понимали?

Понимали, что это страшно. Видели, как сначала с песнями провожали солдат, а оттуда через полгода встречали со слезами.

В деревне мало ведь народу осталось? Всех мужчин отправили на фронт? А из вашей семьи еще рано кого-то призвали?

Сестру Нину отправили на обучение первоклассников, начала преподавать, но потом ее мобилизовали на фронт, через год после окончания школы. Зачисли ее радистом, отправили в авиационную часть. Практически всю войну эта часть стояла на Востоке: Камчатка, Чукотка, и в боевых действиях они не поучаствовали. В 1945 году они готовились к войне с Японией, но как раз объявили отбой, война кончилась. Там она вышла замуж, родила сына, дочь. (…)

Как жила ваша семья в военные годы?

Бегали босиком… Тяжело, конечно, было. Отец умер в 1943 году. Старший брат Петр ушел на фронт, я остался с матерью самый старший.

Вам пришлось сразу работать? С 14 лет?

Пошел я на работу.

Вы пошли на хлебопекарню работать?

Да. Дело в том, что мать не работала. Борьба шла за выживание. Я бросил школу, пять классов только проучился. И с соседским парнем пристроились на пекарню. Помогали мы там женщинам, кололи дрова, приносили… Не за деньги, а за краюшку хлеба.

А чем еще вы питались? Спасались огородом и хозяйством?

Да, огород был, корова, куры были, картошку садили. Хлеба тогда иждивенцам по карточкам давали по 200 грамм. На рабочего давали по 600 грамм. Немного давали крупы, сахара.

Но ведь собирали и сдавали все для фронта? И мясо, и молоко?

Все, все для фронта… Мы ходили и собирали колоски, после того, как уже прошел комбайн. Сколько набрали – все сдаем. За украденную маленькую горсть пшеницы давали по пять лет! Вот такая жестокость, требования такие были. Молоко сдавали в обязательном порядке.

А себе что-то могли оставить?

Немного совсем оставалось. А так, если есть яйца, то сдаешь яйца,  сами носили молоко. На каждой улице стоял такой пункт сбора. Еще и определяли жирность, если нежирное, то больше нужно было принести молока. Где хочешь, там и бери. Некоторые даже покупали, чтоб отдать налог. Иначе просто сажали… так было строго.  Но в районных центрах с этим было построже, а в колхозах народ жил получше. Там налог заплатил, остальное тебе. Можно сказать, что им было полегче. Но опять же, если есть рабочие руки в семье.