Из военного времени я не помню ничего, кроме холода! Еды нет. Из того, что было – картошка. Что интересно, часто отключали электроэнергию. Пока нет света, меня укладывали на диванчик в Доме офицеров. Там были зеленые суконные столы, мебель в белых чехлах, картины. Я думаю, что все это осталось еще из Дома инвалидов, который планировали там организовать.
И все было в этих картинах: «Василий Теркин на фронте», «Запорожцы пишут письмо турецкому султану», «Иван Грозный убивает своего сына» –большие картины на всех этажах.

Конечно, сразу с началом войны нам вселили эвакуированных. У нас жила женщина с маленькой девочкой из Севастополя. Воспринимали мы это нормально, как будто так и надо. Потому что вселяли людей в каждый дом.  Вселяли везде, где только можно вселить. Я запомнила, что как только объявили, что Севастополь освобожден, она буквально сразу же уехала, голод ли там, холод ли…

Когда я позже узнавала, как жили другие люди, то могу сказать, что мы по сравнению с ними с голоду не умирали. Я была в интернате на улице Крылова, сестра – в детском саду. Но надо сказать, что тогда люди работали по-другому, не до 18.00, как сейчас. И в восемь часов еще все работали, и в десять. А кто из ребятишек не в интернате, так они так и жили на улице.  Нас прикрепляли к столовой Дома офицеров.

Фактически вот эти военные дома были заполнены семьями погибших.

Училась я в 50-й школе раздельного обучения. Даже пионерский лагерь был раздельный! Например, восемь отрядов мальчиков, а один отряд – девочки.

С войны вернулись, конечно, единицы.

Все, что можно было продать или обменять на хлеб, было вынесено из домов, и не только у нас, у всех. Эти барахолки были где Центральный парк, в районе зоопарка. Шли и меняли.

В День победы мы с сестрой, как и все, пришли на площадь Ленина. Мне было всего шесть лет, как сейчас помню, встретившая нас соседка отчитала нас и отправила домой. День окончания войны я помню… Радость.
И множество людей на площади Ленина. У нас была особенная радость, когда дядя пришел с войны. Отец не вернулся.

После войны стало полегче. Мама стала работать в планетарии, который находился в Центральном парке. Было интересно. Туда приезжало много артистов, проводились концерты на открытой площадке. Всех известных тогдашних артистов мы узнали там.

Из других развлечений там был каток. В основном мы ходили туда через забор, бесплатно, одевались дома и туда. Очень многие тогда умели кататься на коньках.

Все мое детство прошло в библиотеке Дома офицеров. То чем-то помогала, то готовилась к сочинениям, привыкла, что нужно читать. Там я увидела справочник для поступающих в вузы. В Новосибирске тогда были в основном технические вузы: НЭТИ, НИГАИК. Ну и медицинский с педагогическим. Все это меня не манило. Поэтому весь наш класс и пошли в технические вузы. Хотя в школе у нас была сильная гуманитарная база.

Школу я окончила в 1960 году. Посмотрела справочник, и решила, что поеду в Ленинград в библиотечный институт. Я поехала, добралась до института. Сдала вступительные экзамены, поступила, дали общежитие. Из Сибири у нас не было никого.

Потом приехала и по направлению пришла в Управление культуры. Попала в библиотеку Салтыкова-Щедрина. Это был длинный деревянный барак. Там штат три человека. Начали работать. А потом вдруг однажды мне говорит соседка, что приходила ко мне в гости сокурсница и оставила записку. Оказалось, она жила в соседней комнате в общежитии. Позвала меня работать вместе, а работала она в Областной библиотеке. Я пришла. Директор А. Ф. Бердников со мной поговорил и позвал работать к ним. Так я стала работать в читальном зале Областной библиотеки. А Люда, эта девушка, проработала до зимы, и уехала в родной Кисловодск, у нас она замерзала. Вот так бывает.

В Областной библиотеке я с 1961 года. Мне нравилось работать в читальном зале, потом перешла в отдел краеведения, потом замдиректора. С 1971 года стала директором. Вот так все просто!

Вы знаете, я не могу сказать, что были трудности в библиотеке. Переезды, какие-то другие мелочи – этот не проблема, а обычная жизнь.

Когда мне предложили стать директором, то Бердников сразу предупредил: «Имей в виду – нового здания не обещаю, нужно будет вступать в партию, ничего не обещаю, смотри, хочешь берись, буду помогать все время…» – Я говорю: «Ну ладно».

Проблема была в том, что от нас все время уходили люди, проблема с кадрами. ГПНТБ открыли – у нас ушли все заведующие, и меня приглашали. Мало того, было полно всевозможных научно-исследовательских институтов, в которые тоже нужны были специалисты.

Работали мы до десяти вечера даже в субботу и воскресенье, ездили в командировки по области.

У нас было планирование, планы, планы, планы… Создавали какие-то отделы, кабинеты, проводили семинары, мотались по неделям в командировки, проводили конференции, совещания, очень много всего. Но работать нравилось.

В девяностые мы занялись проблемами автоматизации.

Сотрудничали с издательствами, они были заинтересованы, проводили презентации и многое другое. (…)

Очень любила ходить в театры. Привычка сформировалась еще в Ленинграде. Сначала «Красный факел»… Всех актеров мы знали и любили: Мовчан («Глобус»), Михайлов и многие другие. В Оперном театре все время ходили на балеты. Любили Крупенину, Зимина. Потом в 70-е годы – это Матюхина, Кладничкина, Гершунова, Касаткина.